(печатается по книге «Беседы о вере и Церкви», М., 2004г.)

О покаянии скачать 

Сегодня мы коснемся очень важной темы — Таинства Покаяния. Важной, потому что говорить о покаянии — это касаться тайников человеческой души, ее отношения к са­мой себе, отношений с Богом, с другими людьми, с миром, в котором она живет. Разговор о покаянии не может не за­тронуть темы греха, борьбы с ним; наконец, в покаянии че­ловек познаёт, что есть любовь Божия. Всё это — вещи очень глубокие и тонкие; поэтому мы попытаемся лишь обозначить их, указать на них, с тем чтобы каждый из нас сам опреде­лил в себе ту интенсивность и тот этап религиозной жизни, на котором он находится.

Сначала дадим определение. Покаяние есть Таинство, в котором христианин, при раскаянии в своих грехах и ис­поведи их перед священником, получает через него от Бога прощение и разрешение грехов. Мы сразу видим, что для совершения Таинства нужны две вещи: 1) наша исповедь и 2) власть от Бога прощать грехи. О втором мы читаем в Еван­гелии от Иоанна: «Примите Духа Святаго, — сказал Гос­подь Апостолам. — Кому простите грехи, тому простят­ся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 22 — 23); а о первом, т. е. о необходимости исповеди, — в Первом послании Иоанна: «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очи­стит нас от всякой неправды» (1 Ин. 1, 9).

Тут сразу можно дать ответ на часто задаваемый вопрос: зачем нужно идти к священнику и говорить о грехах, недо­статочно разве покаяться внутри, перед Богом? Мы видим, что нет, недостаточно. Господь дал власть прощения грехов не мысленному исповеданию человека самого по себе, а осо­бо уполномоченным на это людям — Апостолам и их пре­емникам, т. е. епископам и пресвитерам; а для того чтобы они, собственно говоря, узнали те грехи, которые они от имени Господа имеют власть прощать, им нужно их сооб­щить, сказать, назвать эти грехи, т. е. исповедать их и за­свидетельствовать перед священнослужителем свое раская­ние в грехах. Как мы уже говорили, любое Таинство, помимо прочего, созидает Церковь. Это касается и Таинства Покая­ния. Грех разлучает человека с Богом и Его Церковью; в Таинстве Покаяния происходит прощение грехов и воссое­динение человека с Церковью. Поэтому только в церковном акте, а не внутренне-индивидуально совершается избавле­ние человека от греха, в котором он кается. Вне Церкви, к сожалению, даже если человек и жалеет, сокрушается о своих дурных делах, — разрешения от них ему взять неоткуда.

Сразу перед нами встает вопрос: что же такое грех? Чем он страшен? Выяснив это, мы поймем, что, собственно, про­исходит в Таинстве.

Грех есть беззаконие, — определяет ап. Иоанн Богослов (1 Ин. 3, 4), т. е. нарушение воли Божией. Это нужно пра­вильно понимать. Нарушить волю Божию — это не началь­ника на работе ослушаться. Воля Божия не есть некая дирек­тива, указ, внешне и формально принуждающий нас к чему-либо. Воля Божия — это, можно сказать, желание и действие Божие, то, на чем держится мир, все бытие. И мы знаем из Писания, что она — не какая-то равнодушная всемогущая сила, но — благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2). Если мы нашими делами, мыслями, чувствами соответствуем воле Божией, творим ее, любим ее, ищем ее — мы тем самым при­общаемся благу, добру, совершенству и пребываем в богоустановленном чине и порядке, т. е. соответствуем Богу и бо­жественной жизни — со всеми вытекающими для нас послед­ствиями, т. е. блаженством, бессмертием, а главное — богообщением. Если же мы волю Божию нарушаем (а выра­жена она для нас, напомню, в домостроительстве нашего спа­сения, в устроении Церкви, а главным образом — в запове­дях Божиих, открываемых нам Св. Писанием), — то тем са­мым мы идем против Божьего порядка мироустройства, т. е. разрушаем, портим и извращаем самих себя и мир. И это не какие-то мысленные выкладки: это объективное положение вещей. Ап. Иаков пишет: «Сделанный грех рождает смерть» (Иак. 1, 15), т. е. разрушение, уничтожение по причине отдаления от абсолютного Добра, Правды, Любви и Поряд­ка — от Бога.

Сделанный грех нарушает законы бытия — духовные за­коны прежде всего; и следовательно, для человека он вле­чет за собою неизбежную ответственность. Если человек выйдет из окна 15 этажа, то он упадет вниз — таковы зако­ны физического мира; совершенно несущественно, что че­ловек думает и считает: может быть, он решил, что пройдет по воздуху до соседнего дома… Так и в духовной сфере: если человек идет против мироустройства Божия, то — вменяет он себе в грех это противление Богу или нет — он пожинает определенные последствия: для гордости — отступление бла­годати и предание бесам, для блуда — разрушение души, на­рушение целости человека и проч.

Конечно, грехи бывают разные, есть грех не к смерти (см. 1 Ин. 5, 16), но любой грех, коль скоро он совершён, извращает, меняет в худшую сторону Божий порядок, раз­лучает человека от Бога в той или иной степени и влечет за собою последствия. Но воистину всякое человеческое несо­вершенство и немощь превосходит любовь Божия; Господь в Своей Церкви дал нам великое и удивительное Таинство Покаяния, и теперь, если человек осознает свой грех, кает­ся, исповедует его и получает в Церкви разрешение от него, то мало того, что восстанавливается общение между Богом и человеком, душа исцеляется и получает благодатные силы на борьбу с грехом, но и сам грех изглаживается из бы­тия. В этом объективное действие Таинства Покаяния: грех уничтожается благодатью Божией.

Но покаяние — это не только Таинство. Покаяние — это прежде всего внутреннее действие, внутренняя работа, кото­рая в конечном итоге приводит человека к Таинству. И для того чтобы Таинством, так скажем, правильно воспользовать­ся, получить от него то, что хочет нам дать Церковь, мы с вами должны понять, что такое собственно покаяние как внут­реннее движение человеческой души. Здесь можно различить, во-первых, покаяние как вхождение (или возвращение) в Церковь от греховной жизни и, во-вторых, покаяние как де­лание человека уже церковного, т. е. нравственное усилие души в борьбе с грехом и в понуждении себя на добро.

1. Покаяние как вхождение в Церковь. Евангельская проповедь началась не чем иным, как призывом к покаянию. «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: по­кайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1, 15), — это первое, что сказал Господь, выйдя на проповедь. До этого к покая­нию призывал Иоанн Предтеча и даже крестил в покая­ние, т. е. совершал акт омовения водою в знак очищения от исповеданных ему грехов. Апостольская, т. е. церковная, проповедь также началась с увещевания о покаянии. После сошествия на Апостолов Святого Духа в первой же своей проповеди ап. Петр сказал: «Покайтесь, и да крестится каж­дый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святаго Духа» (Деян. 2, 38). «Покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши» (Деян. 3, 19). В Св. Писании покаяние полагается необходимым условием для обращения к Богу и для спасения. Господь говорит: «Если не покаетесь, все так же (т. е., по контексту, не будучи грешнее других) погибнете» (Лк. 13, 3). Покаяние радует Бога и угодно Ему: «Так на небесах более радости будет об од­ном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти пра­ведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Л к. 15, 7).

О чем здесь идет речь? Греческое слово «метанойя», ко­торое стоит в оригинале во всех процитированных отрыв­ках Нового Завета, означает буквально «передумать», а смысл этого понятия — «изменение сознания». Этим сло­вом передается нечто большее, чем просто процесс умствен­ной деятельности, здесь подразумевается намеренное «обра­щение», в котором участвуют сердце, воля и сознание; это «изменение образа мыслей, приводящее к изменению пове­дения», причем подразумевается здесь аспект именно рели­гиозный — обращение от греха и лжи к Богу, истине и доб­ру. Покаяние в собственном смысле слова, мы видим, есть решительная перемена всей своей жизни, осознание своих грехов и оставление их, обращение к Богу и устроение сво­ей жизни на новых началах. Такое покаяние предполагает определенное состояние души, — когда человек осознает и чувствует свою недостаточность без Бога, падшесть, опас­ность от греховного состояния, пленения себя грехом, «бо­лезни» им — то, что свт. Феофан называет «крайней бедой без Бога»; вместе с тем — нежелание больше жить так, нужду во Враче, жажду исцеления души.

Когда на такую почву, на такое настроение души падает благодатное семя евангельской проповеди, тогда человек об­ращается к Богу, — не мыслью только принимает идею Бога, а, так сказать, «впускает» Его в свою личную жизнь, в самую сердцевину ее, — и через принятие Таинства Крещения или, если оно было недейственно, профанировано и попрано по­следующей греховной жизнью, — через Таинство Покаяния самим делом воссоединяется с Богом и меняет свою жизнь — с греховной на христианскую. И это — исконный смысл поня­тия «покаяние»: благодатное изменение сознания и пере­мена жизни. В наше время многие люди, крещенные в детстве, но не воспитанные как христиане, входят в Церковь через покаяние; и в этом смысле оно называется «вторым Крещением» или «восстановлением, возобновлением Крещения»; в Древней Церкви через покаяние, через публичную исповедь и строгие епитимии с Церковью воссоединялись христиане, впавшие в тяжелые, смертные грехи.

2. Покаяние как нравственное делание. Но вот мы с вами вошли в Церковь — через Крещение или через Покаяние. Как должна теперь строиться наша жизнь? Отринув грех и соединившись с Богом, мы получили от Него в Таинствах благодатные дары, и теперь наша задача — сохранить, воз­растить и приумножить эти дары. Для этого мы должны упот­реблять определенный внутренний труд, свободное и созна­тельное нравственное усилие. Об этом говорит Господь: «Царство Небесное силою берется (нудится), и употреб­ляющие усилие восхищают (приобретают) его» (Мф. 11, 12). Усилие это должно быть ровным, постоянным, непрекраща­ющимся, и мы постоянно должны возрастать во Христе, восходить от силы в силу.

Но это идеал. В жизни такого не бывает. Мы немощны, неспособны на такое постоянство, на всегдашнее внутрен­нее напряжение; мы стяжали многие греховные навыки, привычки, которые чуть ли не срослись с нашей природой. Устроение внешней жизни совершенно нехристианское, противное благочестивой жизни; да и диавол рядом со сво­ими соблазнами, искушениями, возбуждениями страстей. В этих условиях мы часто рассеиваемся, по­мрачаемся, изнемогаем, ослабеваем — и в итоге допускаем в нашу жизнь грехи. Правда, христиане все же блюдут себя с особым усилием от грехов смертных (хотя и они тоже, по разным обстоятельствам, бывают); но и так называемые грехи не к смерти (см. 1 Ин. 5, 16), хоть и именуются иногда «повседневными», все равно остаются грехами, со всеми их дей­ствиями — разлучением нас от Бога прежде всего. Кроме того, под массой грехов наша совесть, которой принадлежит главная роль в соблюдении нашей внутренней чистоты, начинает замутняться, изнемогать, терять свою силу.

И тут снова любовь Божия готова нас всякий раз прини­мать в Таинстве Покаяния, прощать грехи, очищать и вос­станавливать совесть, и покаяние — как делание, так и Таин­ство — становится для нас, наряду с основным своим значением, осознанием и прощением грехов, обращением к Богу и Церкви через изменение сознания и жизни, также и восполнителем наших недостаточных усилий на путях ду­ховной жизни. И это вторая сторона покаяния, очень для нас существенная. И в связи с этим остановимся на том, как нам каяться, в чем, как это всё должно совершаться внутри нас — и как потом всё это должно выноситься на исповедь. Ибо всегда нашему участию в Таинстве Покаяния, присту­паем ли мы к нему впервые, как ко второму Крещению, или прибегаем к нему регулярно как уже к церковно-нравственному деланию, — предшествует некая внутренняя покаян­ная работа; вот о ней и поговорим.

И первое здесь — внимание к себе. Нужно сказать, что это — один из первых даров благодати Божией. Человек без­благодатный не может взглянуть внутрь себя, его как бы выталкивает какая-то сила. Проснувшись утром, он тут же обращается вовне, начинает строить планы, мечтает, ему необходимо общение или информационный фон; он вклю­чает радио, телевизор, проводит весь день в суете, как бы вне себя; приходя с работы, он тут же опять включает теле­визор и засыпает под него. Оставь такого человека одного, без радио, без телевизора, без пустого общения — он почув­ствует ужасную муку и дискомфорт. Благодать же Божия первое, что делает, — возвращает человека внутрь себя.

Итак, при помощи внимания станем рассматривать свой внутренний мир. Прежде всего нам станут явны грехи, со­вершаемые делом: об этом нам ясно возвестит совесть, ук­репляемая благодатью и просвещаемая Словом Божиим. За делами мы увидим с вами наши слова, а за ними — помыс­лы. Помыслов у нас больше, чем слов и дел, поэтому в них сложнее разобраться совести; но обученное внутреннее чув­ство по какому-то «вкусу» может распознать и качество по­мыслов.

Но помыслы — это тоже некоторое производное; их по­рождают сердечные расположения, а те, в свою очередь, за­висят от очень глубокой вещи, почти скрытой от нашего со­знания, — от духа жизни, неких основ, определяющих все наше существование как нравственных личностей, — от глу­бин сердца, говоря святоотеческим языком. Повторю, что легче всего распознать нам качество наших дел, труднее — помыс­лов, а еще труднее — этих сердечных основ нашей жизни. Но распознавать это необходимо, и это то, чему, собственно, и нужно учиться христианину, — это наука внутренней жиз­ни. Цель здесь — отделить себя, т. е. богоподобную личность, свое, данное от Бога устроение, — от греховных навыков, страстей, всего, что портит, уродует, бесчестит нас, — и уда­лить из души все это, с Божьею помощью.

Здесь открывается поприще борьбы с грехом. Легче все­го (хотя и это бывает трудно) не допустить грех делом; го­раздо труднее — не грешить в помыслах и чувствах; и чрез­вычайно трудно — переменить (т. е. изменить, отменить) страсти и греховные сердечные расположения (что одно и то же). Как же нам это делать? Всякий повод для дел нуж­но отсекать, а именно: не ставить себя в ситуацию, ведущую к греховному делу, прогнозировать ситуации, в которых мы можем оказаться, заранее, с тем чтобы обезопасить себя от соблазнов, и проч. Здесь потребны рассуждения, благорассмотрение и внимание. Помыслам нужно противостоять, во-первых, невниманием к ним, молитвою, а также противопомыслами, противочувствами — т. е. противопоставлять греху добро, взращивая в себе противоположные греху доброде­тели. Наконец, страсти: борьба с ними — это настоящий крест, здесь нужны терпение и смирение, а больше всего — молитва, упование на Бога и «неотчаяние». Это бывает на всю жизнь мучение, в зависимости от стяжанной силы страстей до обращения к Богу.

Борьба с грехом — вещь многосложная; здесь возможны как победы, так и поражения, когда нами все же допущен грех — делом, словом, чувством, мыслью. Когда это слу­чится, не нужно впадать в смущение, отчаяние и проч., нужно сразу прибегнуть к покаянию. И, собственно, мы воз­вращаемся к нашей теме — покаянию как благодатному вос­полнению наших недостаточных духовных усилий.

Покаяние не есть нечто аморфное, просто как бы некое смятение и укорение души. Не есть оно и некоторая внут­ренняя истерика. Покаяние имеет свой внутренний чин и порядок, его очень хорошо определяет свт. Феофан. Он пишет, что покаяние — это: 1) осознание своего греха пред Богом; 2) укорение себя в этом грехе с полным исповеданием вины, без перекладывания ответственности на дру­гих людей или на обстоятельства; 3) решимость оставить грех, возненавидеть его, не возвращаться к нему, не давать ему места в себе; 4) молитва к Богу о прощении греха, до умирения духа.

Здесь речь идет об акте внутреннего покаяния, не о соб­ственно Таинстве. Давайте разберем это определение свт. Феофана.

1. Осознание греха перед Богом, т. е. не просто: что-то я не то сделал, а именно перед Богом. Это предполагает, во-первых, веру, а во-вторых, обязательно личное отноше­ние с Богом, связь с Ним, богообщение. И это осознание — не протоколирование какого-то формального нарушения, а живое чувство того, что то, что я сделал, неприятно Богу моему, я этим огорчил, обидел, оскорбил Бога. Покаяние — не копание в себе и не холодный самоотчет, а живое ощущение, что грех разлучил меня с Богом. У кого такого чувства нет, тот в опасности формализовать свою внутреннюю жизнь; нужно взыскать его.
2. Укорение себя, т. е. вменение себе ответственности за грех. Очень часто мы склонны перекладывать ответствен­ность на обстоятельства, на других людей, на бесов, а себя оправдывать; а важно осознать, что именно мы не правы перед Богом.
3. Нужно положить решение сопротивляться греху, не возвращаться к нему, и возыметь решимость к этому. Без этого покаяние не будет покаянием, а превратится просто в какую-то лицемерную констатацию факта. Нужно обязатель­но настроить себя на сопротивление греху. Как показывает опыт, у всех нас особенно хромает именно этот пункт.
4. Молиться Богу о прощении, потому что своими си­лами мы ничего не можем, а только Господь прощает нас, умиряет наше сердце, возвращает нам Себя и утешает нас.

Вот такое покаянное движение души должно проходить всякий раз, когда совесть обличает нас в грехе — пусть хоть в самом малом. Для «мелких» грехов достаточно бывает этого внутреннего покаяния, грехи же существенные требуют уже выноса их на исповедь, потому что сердце не умиряется одним лишь прохождением указанного покаян­ного внутреннего делания.

Тут нужно опять вернуться к тому, что есть грех, с точ­ки зрения градации. Есть грехи к смерти, смертные грехи. К ним относятся, в числе прочих, два рода грехов — блуд­ные грехи и грехи гордости. Дела блуда всем понятны, а дела гордости — это, по отношению к Богу, ожесточенное богопротивление, а по отношению к людям — жестокость и не­милосердие. Это самые распространенные грехи. Блуд ли­шает нас нашего человеческого достоинства, нашей целости, а дела гордости решительно отвращают от нас смиренного, милосердного и доброго Бога, как совершенно противопо­ложные Ему.

Это грехи объективные, они всегда про­изводят свое действие — разлучают нас от Бога независи­мо от того, что мы субъективно об этом думаем. Прочие нужно исповедывать всегда; слова, когда они вошли в раз­ряд дел, например, если мы кого-то словом обидели. Что касается помыслов, то для них бывает достаточно того акта внутреннего покаяния, о котором сказано выше; помысл отошел, и его не надо вспоминать. Но если он вспоминается сам, если он назойлив, не отходит и ранит совесть, то нуж­но его исповедывать, но стараться при этом проследить его причину и исповедывать не сам помысл, например: «в 19.42, 20.14 и 21.28 пришел помысл такой-то», а: «согрешаю нечи­стым расположением сердца, от чего происходят назойли­вые помыслы».

Обычно внимательно живущие христиане более или ме­нее свободны от явных греховных дел, и борьба с грехом переносится больше на помыслы, а исповедь, соответствен­но, больше становится откровением помыслов; это хорошо для очищения совести и получения благодатной помощи для борьбы с грехом. Но здесь кроется и некоторая опасность формализации исповеди и выхода за рамки собственно Та­инства Покаяния: это вопрос скорее духовного руководства, чем Таинства. Общее правило такое: надо исповедаться, когда есть потребность, и исповедывать то, в чем укоряет совесть, будь то дело, слово, мысль или сердечное располо­жение. Исповедоваться всегда нужно полно, не утаивая, не смущаясь и не стыдясь ложным стыдом: «Что обо мне ба­тюшка подумает?» Для батюшки это не новость, он все это слышал сотни раз, и священник всегда радуется вместе со Христом, когда человек кается в своих грехах, и наоборот, чувствует к искренно кающемуся любовь, расположение и большое уважение, потому что иногда нужны мужество и воля, чтобы в своих грехах покаяться. Грехи нужно назы­вать так, чтобы исповедающий понял, о чем речь, но в под­робности, особенно плотских грехов, входить не нужно. Хо­рошо испытывать совесть заранее и записать все, потому что человек может на исповеди растеряться, смутиться и что-то забыть.

Теперь нужно отметить несколько опасностей, которые могут нам встретиться в деле покаяния.

1. Это формализация исповеди, когда исповедаться вро­де нужно, а вроде и нечего, или когда мы превращаем испо­ведь в сухой «отчет о проделанной работе». Здесь нужно помнить, что Таинство Исповеди, как мы уже сказали, — конечная точка внутреннего процесса покаяния и имеет свое значение только под условием его. То есть, если мы испове­дуемся без покаяния, без этих четырех внутренних деланий, о которых мы сказали, мы профанируем Таинство, и оно может быть нам в суд и в осуждение. Всегда, идя на испо­ведь, мы должны, хоть в слабой мере, насколько для нас возможно, именно покаяться в грехах, осознать их пред Богом, укорить себя, решить воздерживаться от них, с мо­литвой к Богу. За этим нужно тщательно следить.

Также не бывает, чтобы человеку было «нечего» испове­довать: если человек ведет внимательную жизнь, если он сле­дит за чистотою своей совести, то он каждый день заметит в себе то, что нуждается в очищении, потому что внутренняя брань с грехом не прекращается в нас ни на час. Если не дела и слова, то помыслы и чувства всегда требуют контроля, ис­поведи и благодатного исправления. Есть также опасность формализации, когда человек не видит своих действительных грехов, а вменяет себе грехи мнимые или маловажные: из мухи делает слона и из слона — муху. Как сказал Господь: «кома­ра оцеживает, верблюда поглощает» (см. Мф. 23, 24). Чело­век может каяться и угрызать себя, например, что он съел в пост печенье с непостным ингредиентом, сухим молоком, или что он не все молитвы прочитал, — и не замечать, что он годами отравляет жизнь своим ближним. Нужно всегда на­страивать совесть свою по Евангелию, чтобы видеть действи­тельные грехи, а не формализовывать духовную жизнь.

2. Привыкание к исповеди и обесценивание ее: «Ничего, что согрешу, неважно: есть исповедь, покаюсь». Это мани­пуляция Таинством, потребительское к нему отношение. Такие игры с Богом всегда очень плохо кончаются: Бог строго наказывает такое настроение души. От этого нужно беречь­ся и всегда быть честным с Богом и с своею совестью.
3. Разочарование в исповеди: «Вот, я годами хожу, ка­юсь, а страсть не отходит, грехи одни ите же». Здесь ошиб­ка в нас, что мы не смогли определить свою меру: начитав­шись аскетических книжек, мы решили, что за короткое время победим наши грехи и страсти. Но на это нужны де­сятилетия. Кроме того, Господь может промыслительно ос­тавлять нам некоторые немощи и страсти, чтобы мы смиря­лись, не превозносились, не уповали на себя, чтобы искали Бога и с терпением взыскивали Его помощи, чтобы опреде­лилось наше постоянство в христианстве, то есть чтобы наши свобода и произволение постоянно выбирали Бога. Со вре­менем страсти стихают, если не давать им пищи, иметь о них попечение и исповедывать их.

Поэтому никогда не надо отчаиваться, но даже если, к несчастью, произошло падение (хотя всеми силами нужно подвизаться, чтобы не допускать его!), вставать, каяться, опять прибегать к Таинству исповеди, подвизаться против греха и никогда не унывать и не отчаиваться. Надо настро­иться не на год-два борьбы с ним, а лет на пятьдесят, тогда легче будет. «Семь раз (на дню) упадет праведник и вста­нет» (Притч. 24, 16), — говорит Св. Писание. Любовь Божия открыта нам, покаяние всегда доступно, вот и надо всегда прибегать к нему с терпением и надеждой.

Теперь скажем несколько слов о епитимиях. Обычно, когда мы крупно согрешим, нам дают епитимию. Часто ее понима­ют как «заглаживание», «искупление», «уравновешивание» греха. Это совершенно неправильно. Грех в Таинстве проща­ется и становится как не-бывший, он изглаживается из бы­тия, его нет, он исчезает, заглаживать, искупать, соб­ственно говоря, нечего. Но остаются последствия греха.

Если мы совершили грех делом, то это дело встраивает­ся в ход вещей и часто годами отражается на нас. И самый здравый смысл, и Св. Писание в таком случае требуют, что­бы мы, если у нас есть к тому хоть малейшая возможность, исправили причиненное нами зло, например, загладили оби­ду, вернули украденное, а если это уже невозможно, особен­но старались совершать добрые дела, противоположные тому, что мы натворили. Это будет деятельным покаянием.

Если речь идет о внутреннем человеке, то грех бывает нам прощен, а разрушительное действие его на душу, как бы по инерции, остается. Свт. Феофан удачно сравнивает грех с занозой: занозу вынули, ее уже нет, но осталась рана, и она болит, нуждается в лекарстве. Тогда предпринимают­ся определенные нравственные действия и упражнения в виде молитвы, чтения, поста или другого чего — для у врачева­ния этой раны. Это и есть епитимия. Но главный ее смысл — отлучение на какое-то время от Причастия. Здесь есть и эле­мент наказания, чтобы человек не думал легко о святыне, будто она, что бы он ни вытворял, ему доступна; но глав­ным образом — нравственно-врачевательный смысл: как больной после операции нуждается в заживлении ран, а потом возвращается к обычному образу жизни, так и покаявшийся грешник посредством благочестивых упражнений приводит душу в порядок, а потом допускается к Причастию.

Вот три составные епитимий: 1) отлучение на время от Причастия — время устанавливается индивидуально, сооб­разовываясь с церковными канонами и ситуацией; 2) исправ­ление содеянного, по возможности и 3) усиленные против обычного благочестивые занятия: молитва, чтение и проч. Все это предпринимается в нравственных целях, чтобы по­мочь процессу покаяния. Опасно, когда епитимия формали­зуются — так часто бывает; плохо также, когда ими пренеб­регают, потому что они — все же важная часть процесса покаяния. Если мы на исповеди получили епитимию — бу­дем стараться ее точно исполнить; душа получит большую пользу. Если она нам не по силам, нужно сразу сказать об этом священнику и совместно с ним определить ту меру, которую мы можем понести. Здесь нужно также быть вни­мательным, чтобы не «напороться» на крайности.

Вот кратко и фрагментарно мы затронули основные темы, связанные с Покаянием: Таинство это прощает нам грехи, воссоединяет нас с Церковью, очищает нас, как новым Кре­щением; оно, будучи регулярно нами воспринимаемо, вос­полняет недостаточность наших духовных усилий и дает нам благодатную помощь в борьбе с грехом; участию в Таинстве обязательно должен предшествовать акт внутреннего покая­ния, состоящий в осознании греха пред Богом, укорении в нем себя, решимости не возвращаться к нему и сердечного обращения к Богу. И остался у нас еще один важный воп­рос, связанный именно с внутренним покаянием, а именно: с каким настроением оно должно совершаться и каково ме­сто покаяния в духовной жизни человека?

Важность этого вопроса заключается в том, что многие люди, столкнувшись с «околопокаянными» иде­ями, не могут их воспринять, отвращаются от них и не вхо­дят в Церковь. Идеи эти следующие: ты — ничтожество, жал­кий грешник, урод, все в тебе — зло и грех, тебе приготовлены вечные муки, Страшный суд, ад, погибель; но у тебя есть, может быть, шанс всего этого избежать. Для этого нужно именно убедить себя, что я — грешное, уродливое, недостой­нейшее существо, ни на что, кроме греха, не годное, — это называется «смирением» и «самоукорением», — и — каяться, каяться, каяться и только каяться всю жизнь.

Покаяние, с этой точки зрения, становится целью духов­ной жизни, единственным духовным занятием, ибо всего прочего мы в силу грешности недостойны, и сводится оно к рассмотрению себя исключительно с точки зрения греха, немощи и несовершенства: человек должен прийти к тому, что он достоин только наказания.

Эту точку зрения я не побоюсь назвать не-евангельской. Это какая-то аскетическая крайность. Это есть вырывание из контекста и придание самостоятельного и всецелого значения частностям, пусть и важнейшим, но частностям духов­ной жизни. «Есть сокрушение сердца правильное и полез­ное — к умилению его, и есть другое, беспорядочное и вред­ное — только к поражению»²⁶. Это прп. Марк Подвижник говорит о покаянии: бывает, что оно приносит пользу, а бывает и вред.

Дело в том, что вышеприведенная точка зрения не учи­тывает одной существеннейшей вещи. Да, человек сам по себе действительно грешен и немощен; да, необходимы в христи­анской жизни и смирение, и самоукорение. Сам Господь сказал: «унижающий себя возвысится» (Лк. 18, 14). Но все зависит от того, в каком контексте мы воспринимаем это, что мы ставим во главу угла. Главное — это не человеческие грехи и немощи сами по себе; главное — и первое, и самое важное — то, что мы прежде всего — члены Церкви, члены Тела Христова, а потом уже — больные, немощные, бессиль­ные, грешные, какие угодно. Главное, чтобы как иво всей духовной жизни, так и в покаянии, в центре его, на первом, месте был Он — а не какой-то там «я» со своею буд­то бы «супергреховностью». Ни в коем случае нельзя рассмат­ривать жизнь человека только с позиции греха.

Вот мы сказали с вами, что покаяние предполагает не просто осознание греха, но именно греха пред Богом. И это очень важно. Все чувства, которые предлагает проходить нам покаянная практика: самоукорение, смирение, видение себя хуже всех, страх наказания и проч. — в истинном их смысле должны быть не просто человеческими чувствованиями, эмо­циями, движениями души, сердца, ума, но чувствами имен­но религиозными, причем положительно-религиозными. То есть они истинны и правильны только тогда, когда соверша­ются в Боге, пред Ним, в контексте Его и Церкви совмест­ным действием нашей души и благодати Божией — со-творчеством, синергией, но ни в коем случае не сами по себе.

Я обращаю на это ваше особоевнимание, ибо здесь ко­рень всех религиозных ошибок. Самоукорение — это не убеждать себя: я урод и ничтожество. Смирение — это не комплекс вины и собственной неполноценности, говоря язы­ком психологии. Покаяние — это не самоугрызение, вовсе нет. Повторю, это положительные религиозные чувства, то есть, они значат: есть Бог, Он — Любовь и Милость; Он — мой Спаситель, именно мой, все добро и благо — все Его. Мое — действительно, страсти и немощи; но несмотря на них, Он дал мне такой вот дар в Церкви — жить Им, Его добром, благом и совершенством; и я — член Тела Его — живу Им и не хочу жить собою, своими страстями. И ради именно этого, и только этого — жить Им, я делаю все: и каюсь, и молюсь, и воздерживаюсь, и борюсь с грехом, и проч., что предписывает Церковь, ради того, чтобы взыскать Христа, быть с Ним, чтобы Его благодатью восполнить свою немощь. А не ради того, чтобы просто кон­статировать ежечасно, что я — грешник, не для того, чтобы «изъесть» себя. Вот что происходит в покаянии.

И смирение — это чувство, что Бог как меня любит без­мерно, так и всех других, и мы одинаковы пред Ним — оди­наково немощны ибольны, и я, может быть, больше дру­гих; но Он нас всех принимает, исцеляет, питает, поддер­живает, утешает, вразумляет с великою любовью и милостью, как мать дитя; и перед Ним всё наше, даже и что-то доброе и хорошее — ничто, ноль, пыль и прах. Вот это смирение и самоукорение. И все эти покаянные чувства должны прино­сить в душу человека не уныние и отчаяние, не комплекс неполноценности, что всегда бывает, когда мы лишаем по­каяние церковного контекста, а — в силу именно того, что это духовные движения души — благодать Св. Духа. Это не восторги, не розовая экзальтация, не кровяное разгорячение, — благодать Святого Духа свидетельствуется в душе тонким, мирным, радостным, смиренным, тихим, прохлад­ным, истинно духовным чувством, дающим человеку мир, любовь и свободу — и как бы «собирающим» человека в не­что целое, в то, чем он должен быть по замыслу Божию. И это, кстати, критерий правильности любого духовного дела­ния, как об этом пишет прп. Макарий Великий.

Если то, что мы считаем покаянием, приносит нам в душу не Духа Святого, а внутреннюю истерику, отчаяние, чувство вины, самоедство, смущение, тяжесть — значит, мы непра­вильно понимаем христианство и внутреннее делание. Это относится и ко всем нашим духовным действиям: послуша­нию, молитве, хождению в храм, добрым делам и проч.

Притом надо сказать, что покаяние не охватывает всего внутреннего делания, оно — часть его, пусть важнейшая, постоянная, никогда не прекращающаяся, но не всецелая. Покаяние невозможно без живой веры в Бога, без благода­рения Бога и без многого другого. Иногда утверждают, что покаяние — цель духовной жизни. Правда, покаянием дол­жно быть растворено, по слову свт. Игнатия, всякое наше духовное делание, особенно молитва. Да и вся внутренняя жизнь как неотъемлемую часть, как некое обязательное ус­ловие должна включать в себя покаяние; но оно, как мы сказали, хоть и важнейшее, но средство. Цель же духов­ной жизни — богообщение, и оно, как пишет свт. Феофан, должно свидетельствоваться чувством. «Не на крыльях или не на ногах, но чувством приближаемся мы к Богу» (блж. Ав­густин). И покаяние собственно и восстанавливает богооб­щение, восстанавливает это чувство: вот главное, что совершается в этом Таинстве, и вот его место в духовной жизни.

Святитель Феофан пишет, что чувство богообщения дол­жно быть, пусть и в малой мере, но постоянным, и коль скоро оно не ощущается, нужно бить тревогу и искать его — в чем, собственно, и заключается смысл любого духовного делания. И это вовсе не то, что запрещают Св. Отцы — дерзновенно искать духовных утешений, молитвенной сладости, откро­вений, видений, ощущений, считая себя как бы достойными их. Чувство богообщения совсем из иной области. Быва­ет, что Господь утешает душу, дает ей вкусить благодати Святого Духа в полноте, чтобы мы знали и ощущали цель наших внутренних трудов, что, по очищении нас от стра­стей, это будет неотъемлемым нашим достоянием, и чтобы мы трудились над собою, — «очистим чувствия и узрим» (Пасхальный канон). Но мы должны понимать, что утеше­ние от Господа в Его руке, а в нашей повседневной жизни это чувство богообщения свидетельствуется иным: прежде всего и главным образом тем, что свт. Феофан называет «рев­ностью о богоугождении», т. е. твердой, прочной, как смерть, решимостью несмотря ни на что, ни на какие внешние обстоятельства, ни на внутренние скорби и мрачности, — быть христианином, быть с Богом и исполнять Его волю; это чув­ство веры, благоговения, сыновней зависимости от Бога и желание быть с Ним. И это — фундамент, на котором стоит христианская жизнь; это дело благодати, начало богообще­ния, и о нем нужно иметь попечение, его искать, блюсти, возгревать, и этому служит Таинство Покаяния; если мы этого не чувствуем, то тут есть изъян в духовной жизни.

И еще об одном. Покаяние часто ассоциируется у нас с наказанием от Бога, и человек начинает себя пугать Богом: вечными муками, адом и проч. Но мы должны знать, что этого ни в коем случае нельзя делать. Нельзя себя пугать Богом. Мы сказали уже, что Покаяние — это Таинство любви Божией, в нем мы соприкасаемся с ней, а если не так, то наше покаяние неправильное.

Давайте подумаем. Мы называем Бога — Отцом: но кто такой Отец? (В нормальном порядке вещей: бывают семьи, в которых с этим словом ассоциируется, наоборот, самое ужасное, мучительное и болезненное; но мы говорим о нор­ме жизни.) Отец дает жизнь, он заботится обо всем, он кор­мит и поит, он воспитывает и образовывает, раскрывает че­ловека, вдохновляет его, радуется за него. И наказывает, конечно, когда нужно; но только это не главное в жизни: наказание ведь не может длиться всегда, оно бывает по необходимости и, выполнив свою роль, прекращается. Это — в порядке человеческой жизни; и если люди — в норме — таковы, если таково человеческое отцовство, то кольми па­че Бог? Он ведь наш Небесный Отец: мы обращаемся к Нему: Отче наш, — а вовсе не: Наказатель наш, — не прав­да ли? И покаяние наше, и самоукорение совершается именно перед Отцом Небесным, не вжав голову в плечи, в ожидании ярости и наказания за всякую мелочь, а с сыновним доверием к нашему Отцу и Спасителю, и, даже можно сказать, Другу, ближе Которого нет. Он, если и наказы­вает, то с великою любовью и уж в самых крайних случаях, когда не обойтись без этого. И покаяние — это вернуться именно к Этому вот, Такому Богу, а не пугать себя Им.

То правда, что должен быть страх Божий: в любви к Богу нет места фамильярности, развязности, панибратству, все­дозволенности; но страх Божий — это не боязнь надзира­теля в тюрьме; это — благоговейное сыновнее духовное чув­ство, осознание того, кто — Он и кто — я. И потом: нам ведь дана заповедь — первая! — любви к Богу; но любви не мо­жет быть в приказном порядке, она всегда возникает в ответ на что-то, — и наша любовь к Богу откликается на любовь Бога к нам. Вспомните евангельскую «притчу притч» о блудном сыне: он и попрал любовь отчую, и ушел, и наблу­дил, но когда он решил вернуться, из соображений, между прочим, не духовных, а из-за голода, как поступил отец его? Он увидел его издалека и сжалился, и побежал, и обни­мал, и целовал, и ни слова упрека не сказал, и почтил чес­тью, и в первую одежду одел, и в дом ввел, и пир устроил — и это только слабые человеческие образы Божией любви (см. Лк., гл. 15). И именно она открывается нам в Таинстве Покаяния, а не боязнь наказания. Бояться больше всего нужно того, чтобы не оказаться вне Такого вот Бога, что, собственно, и есть ад и вечные муки.

Итак, вот каково церковное понимание покаяния, запом­ните это: не как самоистязание, но как положительное рели­гиозное дело, т.е. совместное (от нас — покаяние, от Бога — Таинство любви) восстановление связи с Богом, любящим и милосердным Отцом Небесным. Только так понимая Таин­ство Покаяния, мы избежим и тех опасностей, о которых мы говорили — формализации, манипуляции покаянием, разо­чарования в нем и неверного понимания его как внут­реннего делания.